Автор материала Павел Федосов — директор по стратегическим проектам ГК «Цифра».
В период затяжных конфликтов и военных операций экономика страны так или иначе начинает приобретать определенные свойства «мобилизационности», неотъемлемыми чертами которой в классической интерпретации являются наличие ряда угроз и их четкое осознание. Работа правительства в этот период включает следующие этапы:
1. Постановка руководителями государства цели, заключающейся в устранении этой угрозы или противодействии ей.
2. Разработка государственного плана или программы достижения поставленной цели.
3. Организация соответствующими госорганами мобилизации ресурсов страны, необходимых для выполнения плана или программы.
У нашей страны есть опыт формирования мобилизационных экономик со времен Петра I. Он не только запустил карьерные лифты, но и позволил участвовать в управлении страной целому поколению деятельных людей, стимулируя предпринимательство новой волны (Демидовы). Эти новые предприниматели структурировали вокруг себя иную деловую среду, сформировали инвестиционный климат, как теперь принято говорить, в базовых отраслях промышленности – металлургии, горном деле, а затем и в железнодорожной отрасли. Импорт и внедрение передовых паровых машин (в 1707 году паровая машина Севери появилась в России) сделало возможным кардинальный рост производительности труда. Россия начала первоначальное встраивание в индустриальную эпоху первой промышленной революции.
К этой эпохе относятся открытия и изобретения в самых разных отраслях: ткацкие и прядильные станки в легкой промышленности, токарные и фрезерные станки в металлургии, сельскохозяйственные машины.
Следующий пример – Россия начала 20-го века. Параллельно со второй промышленной революцией в 1915 году начали появляться первые научно-обоснованные форматы стратегического планирования на уровне страны. Академик В. И. Вернадский поставил вопрос о необходимости создания в стране Комиссии по изучению естественных производительных сил (КЕПС).
В 1917 году в составе КЕПС насчитывалось уже 139 академиков, инженеров и чиновников, представлявших 10 научных и научно-технических обществ и 5 министерств. Была организована работа по систематическим поискам новых месторождений полезных ископаемых, началось изучение энергетических ресурсов, транспортной связанности территорий.
«Главным результатом работы группы КЕПС стало понимание роли транспортной, инфраструктурной связности в индустриальном соревновании мировых держав. И Октябрьская революция 1917 г., и индустриализация, и последующие десятилетия советской истории прошли под знаком борьбы с инфраструктурной недостаточностью», – отмечает С. Б. Переслегин. По его словам, задача построения конкурентоспособной промышленности в России была решена.
КЕПС сыграла огромную роль в реализации советской экономической стратегии. Достаточно сказать, что на ее базе был создан механизм ГОЭЛРО – масштабная электрификация, плод второй промышленной революции. Массовое производство было бы невозможно без электричества: например, при сборке машины работали 32 тысячи станков, большинство из которых были электрическими.
Вторая промышленная революция – это строительство железных дорог и других транспортных сетей, использование телеграфа, стремительный рост промышленности и вытеснение гужевого транспорта машинами. Возникли новые отрасли: электроэнергетика, нефтехимическая промышленность, автомобилестроение, производство стали.
По мере развертывания советской индустриальной проектности от КЕПС «отпочковались» 16 исследовательских институтов. Таким образом, задача описания индустриальных ресурсов России вылилась в создание масштабной экономической стратегии. Причем ключевую роль в этой стратегии играли не сами природные ресурсы, хотя им и уделялось большое внимание, а их взаимосвязь через опережающее развитие инфраструктурной компоненты.
По сути, адекватный механизм реализации программы КЕПС был создан только в 1970-е годы, как раз к моменту начала третьей промышленной революции. Основной характеристикой этой революции стала автоматизация производства, и КЕПС предложила концепцию «территориально-производственного комплекса», аналогом которого в мировой практике стали «промышленные инновационные кластеры».
Структурно эти концепции схожи, но есть у них и ряд различий, связанных в основном с разнообразием экономических систем, способов формирования, генезисом, структурой и специализацией, ролью информации и самих людей.
Совершенствование логических контроллеров, их программирование, создание промышленных роботов обусловили автоматизацию производства и бурный экономический рост после 1970-х годов. Период третьей промышленной революции характеризуется развитием связи, созданием сетей персональных компьютеров, появлением сотовых телефонов.
В период третьей промышленной революции у каждого крупного предприятия был собственный научно-исследовательский институт, который в том числе выполнял задачи по автоматизации технологических процессов на производстве, таким образом решая задачу повышения эффективности и производительности.
Однако развитие сетей связи, рост производительности процессоров, удешевление логических контроллеров и увеличение числа подключенных устройств создали базис для перехода к четвертой промышленной революции. В ней сейчас мы и находимся.
При этом сам момент перехода между третьим и четвертым технологическим укладом в России отследить весьма трудно с учетом тех потрясений, которые наша страна, наука и промышленность пережили в 90-е годы. После перехода к рыночной экономике для восстановления и кратного наращивания производства ведущих промышленных компаний, в первую очередь ориентированных на экспорт, нужны были передовые решения по автоматизации.
Компании должны были выпускать конкурентоспособную продукцию должного качества и в достаточно короткие сроки. Логично, что, модернизируя действующие и строя новые предприятия, собственники активно приобретали комплексные системы автоматизации производства уже известных конгломератов в области систем управления производством и добычей: Siemens, Honeywell, Emerson, Yokogawa, Schlumberger, Schneider Electric и др.
Стратегическое развитие этих компаний привело их к необходимости развивать полную линейку продуктов в области промышленной автоматизации. Например, появление такого продукта, как SCADA от Siemens – SIMATIC WinCC OA — это результат поглощения компании ETM Professional Control GmbH, которая с 80-90х годов занималась созданием собственной системы. Аналогичная история случилась с популярным PLM продуктом NX, который Siemens приобрел в начале 2000-х.
По сути, российская промышленность попала в ограниченные условия: либо внедряй зарубежные технологии, либо теряй конкурентоспособность. В этом смысле фактор мобилизации ресурсов был очевиден: веры в то, что в обозримом будущем появятся качественные отечественные аналоги импортных решений, практически не оставалось, да и времени на это, мягко говоря, не было.
Но чем более отчетливым становились контуры четвертого технологического уклада, тем более серьезные попытки воссоздания отечественного инновационного потенциала предпринимались. Упрощение регулирования, отсутствие барьеров, льготы и преференции в совокупности с научно-технологической школой и колоссальной кадровой базой позволило не только сохранить некоторые наработки, но и создать принципиально новые компании в принципиально новом сегменте – ИТ-отрасль. Появились и начали развиваться компании-лидеры новой экономики – Яндекс, 1С, Тинькофф Банк, Лаборатория Касперского, Mail.Ru. У пользователей возникло чувство гордости за отечественные продукты.
После 2014 года в условиях зарождающихся внешнеполитических ограничений был взят курс на импортозамещение. Озвучена цель – стать независимыми в ключевых отраслях, в том числе в сфере ПО. Но на тот момент фокус все же был только на государственном и муниципальном секторе.
При этом особенно критичным направлением, как оказалось, стало промышленное ПО для обеспечения бесперебойности технологических процессов на производстве. Зарубежные программные продукты прочно вошли в обиход конструкторов, инженеров, технологов, операторов, лаборантов и многих других.
У российских предприятий не было стимулов переходить на отечественное программное обеспечение для цифровизации технологических процессов. Это усилило риски в области безопасности и создало критическую зависимость отечественной промышленности от зарубежных ИТ-решений (прецеденты были и до 2022 года: например, американская компания отказалась от продления лицензии и оказания услуг технической поддержки крупного производства, попавшего под секторальные санкции).
До недавнего времени примерно 80% производства в России использовало ПО западных компаний, что как минимум означает риски отключения от поддержки и поставок развития новых версий программного обеспечения в любой момент.
Таким образом, долгое время формировался замкнутый круг, который привел к тому, что только 25% инновационной продукции закупается в России:
1. На рынке наблюдается недостаток готовых качественных отечественных решений и инструментов «выращивания» новых поставщиков;
2. Отсутствуют экономические стимулы корпораций к поиску и «доращиванию» отечественных решений. Корпорации не готовы принимать риски внедрения неапробированных продуктов;
3. Дефицит рынков сбыта продукции российского технологического бизнеса.
В условиях усиливающегося санкционного давления в 2022 году в России полностью или частично приостановили деятельность крупнейшие западные производители ИТ-продуктов, такие как Microsoft, Oracle, SAP, Siemens, General Electric, Schneider Electric, Schlumberger, Baker Hughes.
При этом, если ранее мы наблюдали недостаточные темпы импортозамещения, в частности ПО в промышленности, то теперь благодаря системной работе правительства РФ, Минцифры и отраслевых ФОИВов можно говорить о существенных сдвигах в этом вопросе:
1. Вступил в силу указ президента РФ «О мерах по обеспечению ускоренного развития отрасли информационных технологий в РФ». IТ-компаниям и их сотрудникам предоставляются налоговые преференции, гранты, материальная поддержка.
2. Утверждены и активно внедряются директивы по цифровой трансформации и импортозамещению для госкомпаний №3438п-П13 от 14 апреля 2021г., обновление которых вводит в том числе персональную ответственность за недостижение ряда показателей, включая импортозамещение.
3. Принят указ по ускорению импортозамещения ПО на объектах критически важной инфраструктуры.
Председателем правительства России М. В. Мишустиным были сформулированы предельно четкие установки, направленные на консолидацию отрасли вокруг якорных заказчиков с целью мобилизации всех имеющихся ресурсов для оперативного снижения возникающих рисков и развития уже не инфраструктурной связности (как в КЕПС), а цифровой трансформации – ключевой концепции четвертой промышленной революции:
1. Созданы индустриальные центры компетенций (ИЦК) по замещению зарубежных решений в ключевых отраслях экономики с привлечением лидеров отрасли, якорных заказчиков, чтобы максимально вовлечь их в решение стоящих перед отраслью задач.
2. Утвержден порядок работы этих центров и задекларирована необходимость объединения усилий заказчиков и разработчиков по созданию и внедрению новых цифровых продуктов. «Нужно выбирать из того, что есть, лучшее. И соответственно, представить перечень, который мы одобрим, но одобрим с учётом мнений наших ключевых заказчиков» (М. В. Мишустин).
3. Формируются дополнительные меры поддержки внедрения российских IT-продуктов, программно-аппаратных комплексов.
Отдельно отмечается, что достижение национальной цели цифровой трансформации экономики, которую поставил президент РФ, возможно только при совместной слаженной работе, при участии заказчиков, разработчиков и государства. «Надо уже перестать нам сваливать друг на друга и болтать. Договориться и получить конкретные результаты» (М. В. Мишустин).
В условиях внешнего давления, ограниченности финансовых и человеческих ресурсов очевидно, что необходимо поддержать и развивать те компании, которые уже производят ИТ-продукты для промышленности, имеют опыт внедрения данных решений не только в России, но и за рубежом.
«И в каждой отрасли есть свои лидеры, есть производители соответствующих решений, которые пригодятся очень большому количеству компаний» (М. В. Мишустин).
Этот тезис подтверждается еще и тем фактом, что в мировой практике именно быстрорастущие инновационные компании:
— обеспечивают более половины прироста ВВП в развитых странах,
— создают квалифицированные рабочие места,
— препятствуют «утечке мозгов», составляя от 4 до 6% от общей популяции фирм,
— выступают драйвером роста экспорта (в КНР и Германии доля таких компаний в экспорте составляет свыше 60-70%).
В текущих условиях стоит вспомнить опыт эффективной мобилизации ресурсов, описанный выше, и обеспечить максимально эффективный формат взаимодействия между индустриальными заказчиками и разработчиками.
Сейчас же зачастую мы видим, что некоторые государственные и частные компании неохотно размещают заказы на определенные разработки, предпочитая создавать собственное ПО и внедрять его. Таким образом они не просто не обеспечивают отечественных разработчиков потенциальными заказами, но и отказываются внедрять готовые продукты, эффективность которых уже подтверждена реальным опытом применения.
В некоторых случаях сформированные в ИЦК проекты и вовсе ставят цель создать с нуля программные продукты, которые уже есть на рынке и успешно внедряются не только в России, но и в мире.
При этом расходы на создание таких продуктов, а это миллиарды рублей, они планируют разделить с государством. То есть речь идет о создании с нуля, в том числе за счет государства, аналогов уже имеющихся на рынке успешных продуктов. Но уже без гарантии повторения успеха.
Один лишь факт, что отечественные компании в сегменте промышленного ПО тратят на разработки свыше 10 млрд руб. ежегодно демонстрирует, какой задел уже сформирован по целому ряду направлений. Попытка вернуться на несколько шагов назад точно не приблизит нас к результату. Более того, это расточительство может дорого стоить не только бюджету, но и интеллектуальному потенциалу страны: если крупные заказчики уйдут в собственную разработку, продуктовым и проектным ИТ-компаниям придется сокращать персонал из-за недополучения заказов.
Стоит отметить, что технологическое развитие многих разработчиков в США и Китае было неразрывно связано с исполнением контрактов NASA и других государственных агентств, которые и выступили катализатором прогресса. Такие компании по разработке ПО, как C3 AI, Palantir и другие, взращенные на этих программах, уже достигли капитализации в несколько миллиардов долларов.
Необходимо ввести определенные ограничения на создание собственного программного обеспечения, в том числе за счёт государственных дотаций в условиях ограниченных финансовых и человеческих ресурсов.
Подобные инициативы уже не раз звучали из уст лиц, принимающих решения:
• о недопустимости разработки за государственный счет тех ИТ-решений, что уже созданы (М. В. Мишустин),
• об ограничении инсорса до 30% в госкомпаниях (И. И. Массух, М. В. Паршин),
• об обязательной коммерциализации собственного ПО, разработанного госкомпаниями (И. И. Массух, М. В. Паршин),
• о законодательном ограничении ряда собственных разработок госкомпаниями (А. В. Горелкин).
В связи с этим необходимо оказать первостепенную поддержку заказчикам для внедрения и доработки уже созданных программных продуктов, чтобы разделить риски, которые они декларируют в связи с «неготовностью отечественных продуктов». Необходимо «доращивать» существующие продукты до уровня ведущих мировых лидеров, а не пытаться вернуться на десятилетие назад и попытаться создать аналог уже созданного отечественного.
Такая стратегия окажется кратно выгоднее преимуществ «собственной разработки». На сегодняшний день ни в России, ни в мире нет примеров, когда 100% дочернее общество (я имею в виду именно каптивный ИТ-бизнес, а не совместное предприятие или приобретенный стартап), занимающееся ИТ-разработкой в интересах только материнской компании, создало бы успешный рыночный продукт.
Новые комментарии: