У социального предпринимательства особая миссия — предлагать бизнес-решения для острых социальных проблем. О том, как работает модель социального бизнеса и почему его не нужно путать с благотворительностью, «Бизнес-журнал» беседует с директором фонда региональных социальных программ «Наше будущее» Наталией Зверевой.
— В 2007 году фонд «Наше будущее» взялся за поддержку социального предпринимательства — притом что в то время в нашей стране мало кто понимал, что это такое. Почему была выбрана такая специализация?
— Направление деятельности фонда задал его основатель — российский бизнесмен Вагит Алекперов. В то время многие частные фонды уже работали — например, благотворительный фонд Владимира Потанина и «Династия» Дмитрия Зимина. Были фонды, которые специализировались на помощи детям, поддержке книгоиздания и культурных программах. Мы очень внимательно изучали их опыт и искали собственную нишу — значимую и в то же время уникальную.
При этом у основателя фонда было желание не просто раздавать деньги, а помогать проектам, которые могли бы в дальнейшем развиваться самостоятельно, без поддержки. Собственно говоря, так и был найден такой интересный механизм, как социальное предпринимательство. Это деятельность на стыке бизнеса и благотворительности, которая строится на принципах самоокупаемости.
— Как вы определили для себя терминологические границы социального предпринимательства?
— В мире эта модель развивается уже около двадцати лет, однако до сих пор не существует общего для всех определения. Дефиниции, которые используют зарубежные фонды, аналогичные нашему, могут различаться нюансами. Мы для себя наметили несколько базовых принципов. В нашем понимании социальное предпринимательство — это предпринимательская деятельность, нацеленная на решение социальных проблем и в целом улучшение жизни местного сообщества.
Такие проекты могут касаться самых разных областей — решать проблемы занятости, помогать социально незащищенным слоям населения. Это экологические, медицинские и спортивные проекты, а также все то, что имеет отношение к культуре или искусству. Однако, в отличие от благотворительности, которая нацелена на постоянную подпитку проектов с помощью грантов, речь здесь идет о предпринимательских инициативах, то есть о создании финансово устойчивых моделей, способных генерировать постоянный доход, за счет которого обеспечиваются операционная деятельность и развитие предприятия.
Это очень интересный механизм! Тогда, в 2007 году, мы еще не понимали, существуют ли уже такие проекты в России, и потому определили для себя пять критериев, по которым мы будем их идентифицировать: наличие социальной проблемы, на решение которой направлен проект, финансовая устойчивость проекта, его тиражируемость и масштабируемость, инновационность, а также использование рыночных механизмов. Проекты не могут зависеть от государственных контрактов и других факторов. При этом социальные предприниматели должны работать в рыночных условиях — как и традиционные.
— Какие направления в социальном предпринимательстве самые массовые?
— В нашем портфеле больше всего проектов, которые ориентированы на детей — частные детсады, центры развития, центры пребывания детей после школы и т. д. И это легко объяснимо: во время перестройки была утрачена часть важной социальной инфраструктуры нашей страны, что стало большой проблемой для многих семей. Реагируя на общественный запрос, многие люди взялись сами создавать то, в чем нуждаются их дети. Второе по массовости направление — проекты, связанные с социально незащищенными группами населения. Это трудоустройство инвалидов, многодетных матерей, пенсионеров, студентов, а также оказание им услуг. Кроме этого, мы поддерживаем несколько медицинских проектов, экологические и производственные.
Один из самых моих любимых — проект по производству коломенской пастилы, посвященный возрождению старинного российского бренда. Предпринимательница построила в Коломне фабрику, открыла музей пастилы и кафе. В планах — воссоздание целого исторического квартала города. Местные власти отдали под этот проект несколько зданий. Он очень громкий. В прошлом году я была в Лондоне на приеме, посвященном перекрестному году культур России и Великобритании, и пастила «Коломенская» там представляла Россию наряду с Большим симфоническим оркестром.
Еще мне очень нравится проект по переработке пластиковых отходов, который запустил в Волгограде предприниматель Роман Себекин. Он придумал, как делать из мусора деньги, производя из него строительные блоки. Это настоящий предпринимательский подход — находить возможности там, где другие видят лишь проблему.
— Идея социального предпринимательства уже прижилась на российской почве?
— Реакция общества хорошо видна через призму конкурса, который проходит в рамках ежегодной премии «Импульс добра». Попав на конкурс, проекты оказываются в центре внимания, и это способствует тиражированию полезного опыта — так что мы видим заметный рост количества проектов год от года.
Это движение начинает влиять и на властные структуры. Ряд регионов (в их числе — Омская область и Красноярский край) уже включил социальное предпринимательство в число приоритетов своей программы развития. Как ни парадоксально, активность соцпредпринимателей в Москве, где общественных проблем не меньше, заметно отстает. Это вызвано тем, что в столице сложнее стартовать — в том числе из‑за высокой стоимости недвижимости и арендных ставок.
Социальное предпринимательство постепенно утверждает себя и в российском правовом поле. Его, например, отдельно упомянуло Минэкономразвития в своем приказе, посвященном поддержке субъектов малого и среднего бизнеса. Кроме того мы участвуем в рабочей группе по подготовке дорожной карты развития социального предпринимательства вместе с Открытым правительством и Агентством стратегических инициатив. Есть надежда, что уже до конца следующего года появится федеральный закон о социальном предпринимательстве, где будут прописаны меры его поддержки.
— Какие меры поддержки требуются?
— Социальные компании, как правило, низкомаржинальны, значительную долю их расходов составляет арендная плата за помещение, поэтому даже небольшое повышение арендных ставок может оказаться для них губительным. По этой причине, например, мы недавно чуть не потеряли один из наших медицинских проектов. Пришлось подключиться и помочь с поиском помещения. Аренда по льготной цене (а еще лучше — бесплатная) — хорошее подспорье для таких проектов.
Мы нередко помогаем нашим предпринимателям решать административные вопросы в регионах, тем более что местная власть очень часто идет навстречу и поддерживает социальные проекты. Они нужны субъектам федерации, ведь предприниматели помогают им в решении социальных проблем.
— Вы исходите из того, что социальные предприятия должны быть самодостаточными. Тогда какого рода поддержку вы практикуете по отношению к самодостаточным компаниям?
— Ту, что помогает им вставать на ноги и развиваться. Мы даем им беспроцентный заем от 500 тыс. до 10 млн рублей с комфортным графиком погашения в срок до семи лет. Ожидаем, что и некоторые банки станут кредитовать социальных предпринимателей на льготной основе. По крайней мере «Уралсиб» вместе с «ОПОРОЙ РОССИИ» уже запустил программу по кредитованию социальных предпринимателей по низкой ставке — 7% годовых.
Не все упирается только в финансирование. Мы обучаем социальных предпринимателей бизнес-планированию, маркетингу, фандрайзингу. В шести регионах у нас работают консалтинговые центры, которые консультируют социальные предприятия по вопросам ведения бизнеса, причем эти центры сами работают по модели социального предпринимательства. Мы создаем социальные франшизы на базе проектов, доказавших свою эффективность.
Наконец, помогаем социальным предпринимателям наладить каналы сбыта: запустили недавно тестовый проект по продаже на заправках сети «ЛУКОЙЛ» продукции социальных предпринимателей. Заправки, конечно, — специфический канал продаж, но он позволяет проектам нарастить объемы выпуска, необходимые для выхода в крупный сетевой ритейл.
— По какому критерию отбираете кандидатов на получение финансирования?
— В рамках Всероссийского конкурса проектов «Социальный предприниматель» за год мы получаем около трехсот заявок, а отбираем из них — в несколько этапов — примерно тридцать. На первом этапе оцениваем (в том числе — с привлечением профильных экспертов) значимость социальной проблемы и эффективность предлагаемого предпринимателем решения.
Далее с прошедшими первичный отбор проектами работают наши специалисты, которые помогают предпринимателям довольно подробно проработать бизнес-план. На заключительном этапе конкурса попечительский совет утверждает проекты победителей. В состав совета, кстати, входят супруга и сестра основателя фонда, а также профессор МГТУ им. Н. Э. Баумана Сергей Фалько. Как правило, совет собирается два раза в год, когда накапливается достаточный пул проектов, и предприниматели презентуют их на специальном мероприятии.
— Каков процент проектов, которые получили от фонда финансирование, но не прошли проверку рынком?
— Возврат средств у нас составляет около 95%. Есть очень надежные заемщики, которые выдерживают все сроки погашения займа. У кого-то не получается, однако причины, как правило, уважительные: проблемы, вызванные кризисом, задержка с поставкой оборудования и др. В этом случае мы пересматриваем бизнес-план и сроки погашения.
Наибольшую устойчивость демонстрируют семейные социальные проекты. У нас был случай, когда один из проектов по разведению кроликов оказался на грани закрытия из‑за того, что его основатель — изобретатель из Республики Коми, придумавший специальные контейнеры, в которых кроликов можно содержать на улице и зимой, — не смог продолжать бизнес. Тогда его мама взяла ответственность за предприятие на себя, перевела заем на свое имя и сейчас самостоятельно реализует проект.
Жизненные ситуации бывают разные. Одна из наших заемщиц потеряла супруга и целый год провела в депрессии, забросив проект. Я на свой страх и риск предложила коллегам подождать — и действительно: женщина пришла в себя и снова энергично взялась за дело. С социальными предпринимателями — как с детьми: нужно всего лишь протянуть руку и помочь.
— Какие регионы демонстрируют наибольшую активность в сфере социального предпринимательства?
— Россия — очень большая страна, поэтому регионы сильно разнятся по менталитету, уровню предпринимательской активности и набору социальных проблем, требующих решения. Поэтому и отдача от нашей деятельности в разных регионах различается. К примеру, мы вложили очень много сил и средств в свой первый регион — Астрахань. Мы поддержали там два проекта — бассейн и досуговый центр. Но столкнулись с пассивностью и инертностью людей — и поняли: наша идея «не прорастает». В то же время соседний Волгоград стал лидером по количеству проектов. Пермь — также один из самых активных городов: огромное количество заявок, очень разные, яркие проекты.
Трудно сказать, в чем причины таких различий: может быть, на это влияет экономическая развитость региона, климат или что-то другое.
— Что изменилось за время вашей работы, как сейчас выглядит экосистема социального предпринимательства?
— Изменилось многое. Могу сказать, что пятилетний план, который мы приняли, когда фонд только начинал работу, выполнен и перевыполнен: мы добились того, что социальное предпринимательство получило поддержку общества, а само явление стало распространенным, поддержали более сотни проектов, распространили действие нашей программы на 43 региона.
Разумеется, в первые годы приходилось постоянно объяснять, что такое социальное предпринимательство, — и повторять это снова и снова. Идея доходила до сознания и укоренялась там постепенно. Это мне напомнило опыт 1990‑х годов. На заре формирования российского рынка ценных бумаг я работала в инвестиционной компании, и мы точно так же терпеливо и подолгу рассказывали людям про акции и облигации. И в конце концов добились своего: сейчас эти слова не требуют никаких дополнительных пояснений, даже если имеешь дело с людьми, далекими от фондового рынка. Подобным образом сейчас меняется ситуация и с социальным предпринимательством. Люди начинают понимать его основные принципы, а власти — поддерживать. Спрос уже сформирован, и работать сейчас значительно легче.
Теперь, когда просветительские задачи в целом выполнены, наступает момент, когда можно двигаться в сторону формирования осознанной государственной политики по отношению к соцпредпринимательству. На этом этапе большую роль играют законы: государство должно подключиться к процессу и предложить комплекс мер поддержки социальных предпринимателей. Например, в Южной Корее при непосредственном участии государства развить социальное предпринимательство удалось всего за шесть лет.
В первую очередь предпринимателей обеспечили рынками сбыта: регионам выдали обязательные квоты на покупку продукции и услуг социального бизнеса. Кроме этого, в Корее была организована масштабная информационная кампания, популяризирующая социальное предпринимательство, а инвесторы, вкладывающие в соцпроекты, получили льготу: крупным предприятиям выгодно вкладываться в социальный бизнес, поскольку эта сумма вычитается из налогооблагаемого дохода.
— Какие ниши в этой сфере, на ваш взгляд, необоснованно пустуют в России?
— Я мечтаю увидеть больше социальных предпринимателей в экологических проектах. К сожалению, в России тема утилизации и переработки мусора до сих пор очень криминализирована. Государство в настоящее время не предлагает эффективных решений этой проблемы. Так может быть, стоит дать возможность решить ее социальным предпринимателям? К сожалению, пока мы видим мало проектов в этой сфере. В нашем фонде таковых всего два — по переработке пластика и по переработке шин.
— Измерить интерес к социальному предпринимательству, наверное, сложно. Между тем — какие у вас ощущения по поводу будущего?
— Интуитивно мне кажется, что идеи социального предпринимательства будут очень быстро развиваться, хотя бы потому, что противников у этого явления быть не должно. Кто может быть против социальных проектов? Никто! Мне кажется, что социальным рано или поздно станет весь бизнес — судя по моим впечатлениям от общения с новым поколением. Нынешние молодые люди более альтруистичны.
Все понятно: раньше ведь денег не было, поэтому наше поколение стремилось к тому, чтобы их получить — быстро и как можно больше. А молодых людей бизнес как таковой не интересует: они не хотят просто зарабатывать деньги, им нужно реализовать себя, быть востребованными, менять мир. И когда похожий момент наступит в жизни уже состоявшихся бизнесменов — вот тут-то обе линии сойдутся и мир начнет очень быстро меняться. Как сказал нобелевский лауреат Мухаммад Юнус, делать деньги — счастье, но делать других счастливыми — это счастье втройне.
—
Беседовала Наталья Ульянова
Новые комментарии: